Flaming

[Alasdair]

Название: Flaming.
Автор: я, он же Алекс Кроу.
Бета: нет, сам справлюсь.
Персонажи: Гейл, дракон.
Жанр: Action/Фэнтези/Психология.
Тип: Гет.
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини.
Статус: Закончен.
Саммари: “Год триста второй. Король Гейл освобождает Одинокие острова от дракона. Благодарные жители избирают его императором.”
Выдержка из нарнийской летописи.
Предупреждения: Смерть персонажа, ОМП, ОЖП.
Дисклеймер: Всё, что принадлежит Льюису, принадлежит Льюису.
Примечание автора: Flaming (англ.) – пламенеющий.
Скорпион (лат. scorpio) – древнеримский торсионный стреломет, выстреливающий болтами длиной до семидесяти сантиметров. Специальный штатив позволял наклонять и поворачивать орудие, меняя угол стрельбы. Дальность стрельбы доходила до двухсот метров. Управлялся скорпион одним человеком. Автор не совсем уверен, что устройство скорпиона позволяло ему поворачиваться со скоростью турели, точнее, автор вообще в этом не уверен, поэтому будем считать, что Гейл стреляет из модифицированного орудия.
Фламберг, также называемый «пламенеющим мечом» - двуручный (конкретно в этом контексте, бывают и одноручные, и бастарды) меч с клинком волнистой формы. Общая длина – полтора метра. Оружие чаще всего имело изгибы лишь на две трети своей длины от гарды — конец клинка оставался прямым и служил для нанесения как рубящих, так и колющих ударов, как обыкновенный меч. По всей длине клинка лезвие затачивалось, при этом «волны» клинка чуть отгибали (разводили), как у пилы. Фламберги также могли иметь специфическую двойную гарду. Малая гарда называлась «кабаньими клыками» и отделяла незаточенную, прилегающую к рукояти, часть клинка от заточенной.
Котарди (cotardie, cotehardie) — средневековая верхняя одежда, разновидность котты, позднее сменившаяся дублетом. Мужское котарди представляло собой короткую облегающую куртку с застёжками или пуговицами по центру переда, низким вырезом горловины и поясом на бедрах.
Оно хранилось в голове три года. Я уж думал, что никогда не напишу.
__________________________________________

Born through the fire
The Old Gods would reign.
(c) Gary Hughes – King For A Day

Дракон был великолепен. Футов сто тридцать – сто сорок в длину, это навскидку, ибо точно оценить размеры чудовища прячущемуся в высокой траве Гейлу было не под силу. Могучие крылья неспешно несли над землей длинное змеевидное тело, поднимая порыв ветра очередным ленивым взмахом, длинный острый гребень венчал квадратную голову, рыжая чешуя вспыхивала золотом в лучах яркого полуденного солнца. Даже лучшие нарнийские клинки, выкованные в подгорных гномьих кузницах, могли не взять эту чешую с первого раза. Скорее уж со второго. Которого драконы своим усекновителям, как правило, не давали, съедая или испепеляя их после первой попытки, если она оказывалась неудачной.
- И как, во имя Льва, - напрасно пытаясь скрыть дрожь в голосе, спросил Рейнард, - ты собираешься ЭТО убить?
Гейл скосил на лежащего рядом спутника густо-синие глаза из-под падающих на них темно-рыжих волос и невозмутимо ответил:
- Есть у меня пара идей.
Ситуация складывалась интересная. У дракона крайне мало уязвимых мест, а в воздухе его и вовсе не достанешь, если он наберет высоту, поэтому авантюра предстояла крайне увлекательная и трудновыполнимая. Если бы не сожженные этой громадиной поля, дома и ни в чем неповинные люди, Гейл бы даже порадовался выпавшему ему шансу.
Низко летящий дракон скрылся за холмом и пропал из виду. Король поднялся из высокой, по пояс, травы, и направился к привязанным на опушке лошадям, на ходу отряхивая котарди из коричневой замши. Смотреть здесь больше было не на что, габариты и степень опасности дракона он оценил, а окружающий пейзаж Его Величеству еще час назад надоел.
- Это безумие, - в очередной раз начал Рейнард, следуя за королем. Он только тем и занимался, что все время брюзжал о невероятном безрассудстве и о невыполнимости плана по убиению дракона. Должность первого советника обязывала, не иначе.
- Хватит, - властно сказал Гейл, подбавив металла в обычно спокойный, бархатистый голос. И подумал, что если и он, разменяв третий десяток, превратится в такого же зануду, то лучше ему и в самом деле сложить голову в битве с драконом.
- Авантюрист, - буркнул Рейнард, но послушно прекратил наставления короля на путь истинный.
Гейл лихо, по-мальчишески, вскочил в седло, подобрал поводья и дал коню шенкеля. Животное недовольно встряхнуло рыжей гривой и пошло вперед неторопливым шагом, постепенно сменившимся рысью.
Полуденное солнце, не по-весеннему жаркое и палящее, вспыхивало золотыми искрами в волнистых темно-рыжих волосах короля, играло на гранях рубина, вставленного в навершие королевского меча. Дующий с моря ветер приносил с собой запах соли и шевелил листья деревьев, лошадиные копыта поднимали пыль на проселочной дороге. Наедине, ну и или почти наедине с природой Гейл всегда становился на редкость умиротворенным и погружался в задумчивость, молча покачиваясь в седле и слушая ветер.
Изредка попадались люди, практически не нарушающие королевской гармонии с природой. Местные жители предпочитали не бродить теперь по дорогам без самой крайней на то нужды, боясь оказаться очередным драконьим ужином. Дать же ему отпор они толком не могли. На Одиноких Островах жили по большей части пастухи да пахари с рыболовами, у них и армии-то толком не было, только городская стража в Узкой Гавани. Ни стрелометов, ни аркбаллист, никакого пригодного для стрельбы по дракону оружия. Не из арбалетов же по нему стрелять.
Поэтому королю Нарнии, приплывшему с вооруженным отрядом самых настоящих, закаленных в боях солдат и внушительных размеров скорпионом здесь обрадовались, как давно потерянному сыну, неожиданно вернувшемуся в отчий дом. Возникли, правда, накладки с одним экзальтированным местным жителем, убежденным, что дракона убивать нельзя, ибо он есть испытание, посланные свыше, но все остальные от этого испытания уже изрядно подустали, посему были искренне рады видеть Гейла, его меч и в особенности его стреломет.
- Итак, - начал советник, решившись нарушить тишину и на время оставив попытки переубедить Его Величество, - что именно ты собираешься делать?
Гейл посмотрел на него с неожиданно хитрой улыбкой, мгновенно превратившись из властного короля в обыкновенного мальчишку, чуть озорного, чуть безрассудного и катастрофически молодого. Таким его видели редко и лишь единицы, отчего это мгновение ребячества становилось еще дороже. Рейнард был одним из немногих людей, знавших, кто в действительности скрывается за маской властного нарнийского короля. Он привык быть ему советником, другом, братом, даже отцом приходилось, хотя он и сам был катастрофически молод, когда Киан Нарнийский сложил голову в морском сражении с калорменцами, и его восьмилетний сын стал королем. Рейнард тогда был всего лишь сыном одного из королевских вассалов, безусым юнцом с гривой каштановых волос, только полученным в наследство фамильным мечом и наивной верой во всеобщую честность и справедливость. И по какой-то причине королева Аделаида сочла этого сына достойным того, чтобы следить за малолетним королем. Корона на этом короле в то время держалась исключительно за счет ушей, пока ему не сковали новую, по размеру головы.
Гейл, впрочем, непоседой оставался недолго, поняв, что к чему и что он больше не принц, а правитель целого королевства, и запрятал эту озорную, с ноткой авантюризма часть где-то глубоко внутри себя. Король должен, как это не парадоксально, быть королем и нести на своих плечах бремя государства, а не дурачиться, лазить по деревьям и всё время лезть в самое пекло, рискуя каждый раз своей венценосной головой. Нарния этого не примет. Поэтому королю пришлось принять ее собственные условия, начав тратить время не на игры и пару-тройку уроков в день, а на целенаправленное вникание в суть государственных проблем. По началу основную часть их взяли на себя советники, но к пятнадцати годам король уже принимал все решения сам и сам за них отвечал. К советникам он по-прежнему прислушивался, даже сейчас, когда из нескладного подростка превратился в мужчину, но если он что-то решал, то заставить его передумать не смог бы и сам Лев. Как в случае с этой драконьей авантюрой. Безрассудная часть Гейла хоть и пряталась где-то глубоко внутри, за семью замками и королевским штандартом, но нет-нет, да всё таки поднимала иногда голову.
- По возвращении поставим скорпиона на главной площади, - коротко ответил Гейл, решив не вдаваться в детали. – Хочу разобраться с этим сегодня же.
- Почему именно на площади? – отделаться от советника было не так просто. Впрочем, когда он не пытался переубедить короля, от его настырности даже был прок. – Не слишком ли открытое место, она же вся как на ладони.
- Именно. Если эта гадина вздумает плеваться по мне огнем, мне понадобится место для маневров.
Точнее, для побега от драконьего пламени. От скорпиона в таком случае останутся только головешки, времени тащить его из-под огня не будет, но скорпион не король, его и заново сделать можно. И даже не один. Клепать же таким образом королей не выйдет даже у гномов, издревле славившихся своим мастерством.
- Ты уверен, что ты попадешь?
- Я на это рассчитываю, - ответил Гейл. В меткости королю не откажешь, да и перебить драконье крыло не так уж трудно, достаточно повредить уязвимый хрящ на стыке двух образующих его костей. Но сделать это, когда огнедышащий монстр с умопомрачительной скоростью носится где-то высоко в небе и плюется во все стороны пламенем разрушительным, как горная лава… Не знай Рейнард короля, решил бы, что тот тронулся умом. А может, и в самом деле тронулся, просто советник по привычке воспринимает это как очередной пусть и трудно, но всё же выполнимый план.
- Добивать его придется на земле.
В воздухе никак, одной стрелы недостаточно для того, чтобы его добить. А выстрелить во второй раз дракон наверняка не даст. С мечом шансов будет больше. Королевский фламберг был длиной чуть более полутора ярдов и легко смог бы пробить драконью, к примеру, шею насквозь. Только вот подходить к дракону так близко – это чистой воды самоубийство.
- Добьем, - отозвался Гейл. Не беспечно, а с полной уверенностью, что его план сработает, как надо.
- Ты рискуешь, - снова попытался Рейнард, надеясь, что король уже остыл и можно попробовать вразумить его еще раз, пока не стало слишком поздно. – У тебя нет ни жены, ни наследников, и если…
- Довольно, – резко ответил Гейл. От то и дело проскальзывавшего в нем мальчишки не осталось и следа. – Об этом следовало говорить до того, как я покинул Нарнию. Если сейчас я развернусь и побегу, как последний трус, то только трусом меня и запомнят.
Тебе говорили, подумал советник, но ты разве слушал?
- Даже если мне суждено сложить здесь голову, - продолжил король всё тем же гневным голосом, - мой трон не останется пустым, ты прекрасно это знаешь. Его есть кому занять.
Лишь потому, что когда принцесса Каталина едва ли не на коленях молила брата взять ее с собой, он всё же отказал ей. Иначе и она сейчас была бы здесь, собираясь заняться усекновением драконьей головы. И в случае смерти Гейла Нарния получит королеву еще более безрассудную, чем король. И еще более юную. Но королева-мать еще молода, всего сорок весен минуло, и сможет направить дочь своей мудрой рукой.
- Сестра моя бывает… неосторожна, - проговорил Гейл, явно догадываясь о том, что творится у советника в голове. – Но она более чем умна и решительна. Если ей суждено будет занять нарнийский престол, она сможет вынести эту ношу на своих плечах. И выберет в себе мужья человека, достойного короны, в этом у меня сомнений нет.
А леди Лилейн подыщут мужа не менее достойного, чем новый король. В этом сомнений тоже не было.
- Я знаю, что я делаю, Рейнард. И я убью дракона, - негромко сказал Гейл, подводя итог этому разговору. – Не будем об этом больше, я не хочу ссоры.
Советник только покачал головой. Это безумие. И он безумен не меньше. Ибо, даже если бы не поклялся он в верности своему королю, он всё равно сейчас был бы здесь. Готовый сражаться вместе с ним. И умереть, если потребуется.
***
На главной площади Узкой Гавани, считавшейся столицей Одиноких Островов, как всегда было людно. У фонтана посреди нее и вовсе собралась целая толпа, внимавшая речам седовласого старца с посохом и полубезумными глазами.
- Это испытание свыше! – вещал старец, размахивая посохом и явно наслаждаясь тем, сколько народу собралось его послушать. – Живите в мире! Не ведайте воин! Так повелел нам Лев! Не противьтесь злу, ибо насилие – это путь во тьму! Примите посланное нам испытание смиренно, как и подобает детям Его, и зло само отступит, устрашившись нашей веры! Изгоните нечестивцев, посмевших вмешаться в дела Его, ибо посланы они злом и лишь зло принесут в эти земли!
- Ты посмотри, - протянул Гейл, услышав крики старика еще на подходе к площади и приподнимаясь в седле. – Опять он. А помнится мне, градоправитель запретил ему тут появляться.
Рейнард пожал широкими плечами и не стал говорить, что стража, вероятно, тоже подпала под влияние пламенных речей, потому и не гонит старца домой.
- И чего ему неймется? – продолжал удивляться король. Солнечные лучи танцевали на его золотой короне, нахлобученной на темно-рыжие волосы практически перед самом въездом в город. По долгу «службы» это золотое украшение приходилось таскать с собой везде, но Гейл запихивал его в седельную умку, едва появлялась такая возможность. Пусть это и не та тяжелая, украшенная самоцветами так, что золота под ними уже не было видно, корона, в которой ему приходилось принимать послов и прочих желающих поглазеть на короля, но и этот золотой обруч с высокими, острыми, как пики, зубцами на виски порой давил неимоверно. В Узкой Гавани же его могли и не узнать, не Кэр-Паравэл всё таки, поэтому корону пришлось надеть. Да и по долгу службы, опять же, положено. Король всё таки.
- Это неудивительно, - снова пожал плечами советник. – Там, где случается беда, всегда появляются подобные… - он замялся на пару секунд, подбирая подходящее слово.
- Экзальтированные психи? – закончил за него Гейл, не испытывавший по молодости лет особого почтения к старшим. Ибо старость ему представлялась чем-то далеким и нескорым. – Считающие, что ведают волю богов лучше других и имеют право пугать народ?
- Можно и так сказать, - согласился Рейнард.
- Изгоните нечестивцев, что сами ни внешне, ни делами своими не отличны от дракона! – продолжал старец, не иначе как разглядевший в одном из двух появившихся на площади всадников нарнийского короля. – Пусть пришли они под знаменем Льва, не во имя Его их дела и помыслы.
Про внешность – это метко, подумал Рейнард. Дракон был рыжий. Гейл тоже. В золотой короне, коричневой куртке и на гнедом жеребце. Огонь воплоти. Только глаза сверкали двумя сапфирами на золотистом от загара лице.
Рукоять королевского фламберга, выглядывающая из-за его правого плеча, подмигнула советнику рубином. Как будто «пламенеющий» клинок тоже оценил сравнение. Сам король никак не отреагировал, продолжая ехать с равнодушно-властным выражением лица, пока не добрался до забравшегося на каменный бортик фонтана – а чтобы лучше слышно было. И видно – старца.
- Скажите мне, люди, - начал Гейл, поравнявшись со стариком и остановив коня. Его голос звонко разносился над площадью. – Если в вашем доме случится пожар, вы будете тушить его или молить Льва, чтобы он послал вам дождь?
Толпа потеряла интерес к старику, уставившись на короля, и нестройными голосами ответила, что пожар надобно тушить сразу, а не тратить время на молитвы.
- Так почему же сейчас вы стоите и молите небеса о дожде вместо того, чтобы самим взяться за ведра?
Толпа подрастерялась и задумалась. Мальчик всегда умел говорить, гордо и слегка панибратски подумал Рейнард, держась за левым королевским плечом.
- Не должно простому человеку вмешиваться в дела Его! – старец потряс посохом. Судя по выражению лица, больше всего он сейчас хотел стукнуть по увенчанной короной голове. Этим же посохом.
- Простому человеку – нет, - невозмутимо согласился Гейл. – А я король.
Гордыня – это грех, Ваше Величество, подумал советник. Но улыбки сдержать не смог.
Гейл развернул коня к толпе.
- Считайте дракона испытанием свыше, если хотите. Верьте, что это кара за грехи, если думаете, что души ваши черны настолько, что лишь дракон стал для вас достойным наказанием. Для меня это не имеет значения. Я здесь для того, чтобы убить чудовище, сжегшее ваши дома и поля, и я это сделаю. До ваших грехов же мне дела нет, разбирайтесь с ними сами.
- Ты не ведаешь, что творишь, король! – тут же сделал ход конем старец. И зачем так вопить? – Тьма пустила в тебе корни и затмевает твой взор! Отринь ее и вернись к свету Его! Узри замысел Его, или же понесешь кару за дела свои! Тот, кто противится злу, сам становится злом, ибо лишь в смирении мы обретаем душевный покой! Лев испытывает нас, посылая дракона убедиться в чистоте наших душ, и не тебе мешать Ему!
- Я не верю в это старик, - жестко ответил Гейл. – Но если замысел Льва в самом деле состоит в том, чтобы уничтожить это место, то я готов пойти против Него. И если Он пожелает призвать меня к ответу за мои дела, я не побоюсь явиться на Его суд.
Старец явно сдавал позиции. Может, он и был прав насчет испытания свыше, но толпе явно больше нравились слова нарнийского короля, чем седобородого полубезумца-полумудреца. Борода у старца была всклокочена, одежды его запылились, и гневные речи не предвещали ничего хорошего. А король был молод, красив, и обещал пойти даже против самого Льва ради их защиты. Рукоять меча за его спиной безмолвно подтверждала громкие слова. Уставшим от драконьих происков людям хотелось верить ему куда больше, чем обещавшему громы и молнии старцу.
- Это не твоя земля, король! – заявил старик, не собираясь отступать без боя. Гейл повернулся к нему.
- Все мы дети Его, - ответил король со спокойной улыбкой. – А значит, братья и сестры. И должны заботиться друг о друге.
И развернул коня к воротам во дворец градоправителя, давая понять, что сказал всё и более спорить не желает. Рейнард последовал за ним.
- Ты его так и не убедил, - заметил он, когда ничьи любопытные уши уже не могли их услышать.
- Не имеет значения, - ответил Гейл. – Я убедил всех остальных.
***
В покоях, отведенных градоправителем королю Нарнии – сначала он предлагал свои, но Гейл отказался, не видя ничего благородного в том, чтобы выгонять человека из собственной постели, – было прохладно. От жары спасал ветер, дувший с моря и игравший с прозрачными шторами на распахнутом окне. Принесенное самой дочерью градоправителя – девушка появлялась при любом удобном поводе, да и неудобном тоже, и явно делала это неспроста – вино осталось нетронутым. Пить перед тем, как идти убивать дракона, Гейлу казалось на редкость неумным.
- Я оставил пару фавнов возле скорпиона, на всякий случай, - проговорил Рейнард, входя в покои. – А то мало ли, с этими… местными.
Под «местными» он явно имел в виду неуемного старца. И умолчал, что вокруг скорпиона тут же с любопытством забродили местные и пришлось добавить еще и пару кентавров. Для большей внушительности. И чтоб руками не трогали.
- Прекрасно, - ответил король. Он стоял у окна и смотрел куда вдаль, на плещущееся море. Нарнии отсюда было не увидеть, но направление взгляда говорило само за себя. Корона сиротливо лежала на столе.
- Ты передумал? – спросил советник. Пусть о чести говорят те, кому некого терять, а он предпочел бы видеть своего короля бесчестным, но живым, чем мертвым, но сдержавшим слово.
- Нет, - ответил Гейл. – Я просто думаю. Скажи, разве я не прав? Нет, не говори мне о том, что я должен думать о своей земле. Не говори со мной, как советник с королем, прошу. Ответь мне, как человек человеку. Скажи мне, мой друг и брат, разве я не прав, желая спасти этих людей?
- Ты слаб, - ответил Рейнард. Гейл повернул голову, растерянно глядя на него яркими, будто впитавшими в себя всю синь Восточного Моря, глазами. Король исчез. Остался непонимающий, где ложь, а где истина, сомневающийся в свой правоте мальчик.
- И почему же?
- Потому что тобой движет не только желание спасти чьи-то жизни.
Гейл кивнул. Безо всяких возмущений и попыток доказать обратное. Слаб человек. Слаб и король. Не только жажда совершить доброе дело толкает его на подвиг. Слаб король, жаждущий вписать свое имя в историю не простыми чернилами летописца, а кровью дракона, чтобы имя его осталось в памяти людской до скончания времени.
- Я не хочу быть «еще одним», - проговорил Гейл. Не пытаясь оправдать свою гордыню, а просто поясняя, что им движет. – Я хочу, чтобы, когда я покину этот мир, осталось что-то еще, кроме нескольких записей в летописях о том, сколько войн я выиграл, сколько договоров заключил и сколько сыновей оставил после себя. Я хочу, чтобы осталось нечто большее. И я не вижу в этом греха. Знаю, что должен, но не вижу. Это плохо?
- Лев говорит, что гордыня – это грех.
- Лев? – повторил король. – Лев, про которого говорят, что Он сотворил этот мир и просто ушел? Триста лет никто не видел Его ни в Нарнии, ни здесь, ни в землях Калормена, ни в других государствах. Как знать, что это не просто сказка? Ведьма на Севере есть, это правда, многие видели ее, многие бежали прочь из ее ледяного королевства, где нет места живым. А Лев? Не говори мне, что нужно просто верить, не задавая вопросов, я так не умею. Я не могу поверить в то, чего не знаю. Я верю в силу огня и меча, потому что я держал ее в собственной руке. Я верю в силу любви, потому что я люблю и любим. Но как мне поверить в силу Льва, если ее я не видел? Как мне понять, что это не просто сказка? И как мне понять, чего Он хочет от меня, если Он и в самом деле реален и незримо правит этим миром?
Рейнард молчал. Король задавал вопросы, на которые у советника не было ответов.
- Я не знаю. Но я верю в то, что Лев сохранит от беды тех, кого я люблю.
Только хватит ли этой веры для того, чтобы стать щитом от драконьего пламени?
- Еще не поздно вернуться.
- Это бесчестье, - коротко ответил король. Для того, кто хотел не просто прожить жизнь, но и остаться в истории великим, смерть была предпочтительнее.
- Для меня это не имеет значения. Ты король Нарнии. Ты нужен ей, а не этим землям. Они ведь не твои. Или тебе жизнь опротивела?
Опротивела? Жизнь? Король позволил усмешке появиться на его красиво очерченных губах. О нет, дело совсем не в этом. Жизнь короля прекрасна, насколько прекрасной может быть жизнь того, кто ответственен не только за свою, но и еще за сотни чужих. И ему только и делают, что напоминают об этих жизнях, будто он неразумное дитя. Но почему-то никто не задумывается, а если бы эта беда приключилась с Нарнией? Если бы ее зеленые леса испепеляло своим пламенем чудовище? И если бы не нашлось среди нарнийцев героя, осмелившегося убить дракона, то чтобы стало с ее полями и деревнями? И если бы тот, кто мог бы выйти против чудовища с мечом в руке, решил бы, что это не его дело, не его земля и не его люди? Какая разница, нарниец, арченландец или островитянин? Какая разница, живем ли мы в лесах, в горах или в пустыне? Какая разница, говорим ли мы «Во имя Льва» или «Во славу Таша», если все мы люди?
- Для меня не имеет значения, чьи это земли, - заговорил король, нарушив тишину. – Почему я должен отказывать в помощи только потому, что они не мои? Я король Нарнии, и я правлю фавнами, кентаврами, дриадами, говорящими животными и прочими, и всех их я называю людьми, потому что считаю всякого, кто наделен разумом, равным мне. Превосходящим меня, потому что все мы знаем о мудрости кентавров и о высоте полета грифонов. Но почему я должен отказывать в помощи тем, кто живет в этих землях? Потому что это не мои люди? Я не отказываю своим подданным, хотя среди них есть те, кто похож на меня так же, как день похож на ночь. Но я должен отказать здешним людям только потому, что кто-то прочертил границу на земли и заявляет, что эта земля не моя и мне здесь делать нечего. С каких пор мы судим о людях по земле, а по не характеру и стремлениям? Вздумай я прийти на помощь Арченланду, никто бы и слова не сказал. Потому что Арченланд – друг Нарнии, и его король – мой родич. Но Одинокие Острова нам не друзья, и почему-то все вокруг только и делают, что твердят мне о том, что это не мое дело. Это просто смешно. Я не отказал бы в помощи и калорменцам, если бы они оставили свою хитрость и гордыню и пришли ко мне с искренней просьбой. Я не откажу и тем, кто надеется на меня сейчас. Когда короли заключают союзы и губят своих людей в сражениях ради чужих целей, это никого не удивляет. Так почему же мое стремление кажется всем таким странным?
- Не мне указывать королю, что ему делать.
- Тогда почему ты только этим и занимаешься? – спросил Гейл с внезапно тронувшей губы улыбкой. – Ты советник. И ты должен давать мне советы. А не пилить меня, как ревнивая жена, требуя поступиться честью и данным мною словом.
- Что ж, - ответил Рейнард, принимая вполне заслуженный упрек, - если король желает совета, то я его дам. Если ты знаешь, что сможешь, или считаешь, что дороги назад уже нет, даже если тебе это не под силу, то я пойду за тобой. Поздно просить тебя отступиться, я знаю, - он знал это с самого начала, но все же надеялся. – Но подумай еще и о тех, кто ждет тебя в Нарнии.
- Я думал, - Гейл снова смотрел в окно. – И слово убить дракона не единственное, что я дал.
Ему вспомнилась ночь летнего солнцестояния. Когда в очередной раз разгорелись по всей Нарнии костры и до утра плясали в их свете фавны и дриады, люди и звери. Даже его мать позволила седоватому рыцарю закружить себя в танце и смеялась, как девчонка. Седые пряди в ее белокурых волосах казались лентами из чистого серебра.
А волосы сестры – чистым пламенем, растекавшимся по ее плечам, и многие мужчины в ту ночь не могли оторвать глаз от танца огненных локонов и изумрудных юбок. И танцевала с фавном дочь лорда Легана. Та, которую он еще утром видел впервые, в закрытом шелковом платье и с уложенными в высокую прическу волосами цвета эбенового дерева. Она поклонилась королю, и бледное лицо ее не выражало никаких эмоций. Холодная дочь северных земель. Ночью внезапно уподобившаяся игривым дриадам. Она отбросила маску ложной скромности, и глаза ее горели ярче костров. Волосы рассыпались по плечам и ниспадали ниже талии, и руки ее были обнажены, лишь плечи прикрылись белой пеной кружева, а шелковые юбки вились вокруг ног, покорные малейшему движению бедер. Дочь Нарнии, дикая и прекрасная настолько, что очарованный ею король нарушил круг танцующих, чтобы поймать в ладонь тонкие пальцы. Фавн был огорчен, но послушно отступил, не оспаривая права короля.
А она, смеясь, обвила рукой его шею и прильнула всем телом, позволяя увлечь себя в танце. И смеялась, когда манила его за собой, прочь от чужих глаз, и когда кружилась по полю в высокой траве, раскинув руки, и когда он поймал ее и они рухнули в траву, не переставая хохотать, как дети. Ее кожа пахла лилиями, волосы черным шелком текли сквозь пальцы, а губы пьянили сильнее вина. А когда взошло солнце, Гейл увидел, что глаза у нее светло-голубого цвета. Как лотосы на Кристальном озере, что в Тенистом Лесу.
Вернись ко мне, попросила она его в ночь перед отъездом, среди свечей и бледно-голубого шелка, взяв его лицо в ладони и глядя прямо в глаза.
Вернись ко мне. Обещай, что вернешься, или не будет мне покоя.
Ты сомневаешься во мне?
Я боюсь за тебя. Как и всякая женщина, отпускающая любимого на битву. Дай мне лишь обещание, и мне будет его достаточно. Ведь мой король всегда держит слово.
Я вернусь, Лилейн.
А я первой встречу тебя на пристани. Нет, не смейся и не сомневайся. Я ведь тоже всегда держу слово, ты же знаешь, мой бесстрашный король.
Хотел бы он и в самом деле быть таким бесстрашным, каким она его считала. Сказать «Я убью дракона» легко. Но при одной только мысли об этом внутри всё сжималось от волны липкого страха. Это чудовище просто неимоверных размеров. И даже если ему действительно удастся сбить ее на землю, менее смертоносной она – или он? Лев его знает – не станет. Только куда более злой из-за перебитого крыла. О чем он думал, когда решился на это самоубийство?
- Я убью дракона, - проговорил Гейл, нарушив тишину. И убеждая себя, что ему действительно это под силу. Он всё продумал. Он знает, что делать. Но знать – это одно. Сделать – совсем другое, немыслимо трудное. Не бояться – и вовсе невозможное.
И королевское намерение сбылось куда быстрее, чем ему казалось в этот момент. Как будто высшие силы знали, что его смелости надолго не хватит, и приблизили час сражения, пока она совсем не иссякла. Воздух прорезали крики, заставив вздрогнуть, и ветер заметался, будто тоже напуганный и пытающийся укрыться в прозрачных шторах.
- Дракон! Дракон!
Гейл метнулся к двери, не теряя ни мгновения. На ходу схватил меч и затянул ремень на груди, стремительной рыжей тенью промчавшись по коридорам к выходу. Рейнард даже отстал от него, не поспев сразу за длинноногим королем.
Парящий снаружи дракон времени не терял, старательно поливая огнем какое-то здание на соседней с площадью улице. Обычно чешуйчатая гадина появлялась ближе к закату, плевалась пару раз сгустками рыжего пламени и улетала обратно. Что-то рановато сегодня.
Фавны уже заряжали скорпиона, когда король выскочил на площадь и сразу бросился к стреломету. Люди метались туда-сюда, напоминая потерявших рассудок кроликов. Градоправитель, и по совместительству правитель всех Одиноких Островов, высокий светловолосый мужчина средних лет, тоже был здесь, отдавая приказы страже и пытаясь утихомирить обезумевшую толпу. Смелый человек. Не каждый решился бы выскочить под самое драконье пламя ради спасения горстки людей. Но вот что здесь делала его златовласая дочка, верещащая не хуже гарпии? Не иначе, как решила пожертвовать собой во спасение города. По аналогии со старым добрым поверьем, в котором говорилось, что драконов интересуют непорочные девицы. Спасительница несчастная.
- Ваше Величество! – по голосу было толком не понять, то ли она одумалась сдаваться дракону и обрадовалась будущему герою, то ли просто не ожидала его увидеть. Что, кто-то решил, что король Нарнии струсит в последний момент? Нет уж!
- Отошли! – гаркнул король фавнам – времени на вежливость не было – и перехватил рычаг скорпиона. Дракон как раз развернулся и взмахнул крыльями, явно направляясь к градоправительскому дворцу. И как это его раньше не привлекла такая махина из белого камня да со штандартами? Видать, берёг напоследок, как самое интересное.
- У тебя вряд ли будет больше одной попытки.
- Я знаю, Рейнард. Отойди. Все отошли!
- Почему? – пискнула градоправительская дочь, послушно оттащенная в сторону заботливым отцом.
- Потому что если эта гадина поймет, что я по ней стреляю, она вполне может дыхнуть в ответ.
Гадина тем временем неспешно долетела до площади и плюнула огнем. Воздух наполнился запахом горелого мяса и еще более душераздирающими криками.
- Гейл!
- Помоги нам Лев!
- Льва здесь нет! Рассчитывайте на меня! – ответил Гейл, разворачивая стреломет и не особо ожидая помощи от высших сил. Они безумцам обычно не помогают. Хотя кто знает.
Слишком далеко. Ближе. Ближе. Давай же. Опустись пониже, иначе мне не достать.
Дракон заложил вираж, снова плюнул сгустком пламени, на этот раз в здание ратуши. Потом подумал и выпустил целую струю огня. И без того задымившееся здание утонуло в ревущем пламени. Чешуйчатое чудовище звучно рыкнуло, довольное делом пасти своей, и снизилось, явно намереваясь пострелять огнем по мечущимся туда-сюда людишкам. Движущиеся мишени, видать, были интереснее. Возможной опасности дракон пока не замечал, не видя в людях ничего, кроме беспомощных целей для его огня, мельтешащих перед глазами.
Гейл стремительно развернул стреломет. Прицелился, воспользовавшись тем, что дракон на пару мгновений замер на одном месте. И отпустил рычаг. Болт взвился вверх и исчез на фоне драконьей туши. И больше ничего не произошло.
- Ваше Величество!
- Я попал! Я точно знаю, что попал!
Дракон запоздало вздрогнул и как-то странно дернул левым крылом. А потом развернул лобастую квадратную голову, увенчанную острым гребнем, и сощурил огромные глаза.
- Гейл!
Из драконьей глотки вырвалось ревущее пламя. Гейл, не раздумывая, бросился в сторону. Прямо в фонтан, так удачно оказавшийся рядом. Тот неожиданно оказался глубже, чем казалось. Струя огня промчалась над водой, вскипятив ту, что била вверх из фонтана, и здорово нагрев оставшуюся, а потом совсем рядом что-то грохнулось об землю. Драконья туша сверзилась на площадь.
Гейл вынырнул, отплевываясь, схватился одной рукой за бортик фонтана, отбрасывая второй мокрые волосы с лица и рискуя получить еще один плевок в высунувшуюся из воды голову. Намокшая куртка здорово потяжелела, кожаные ботфорты от такого количества воды уже не спасали, да и вообще купание в одежде было крайне сомнительным удовольствием. Тем более, в фонтане.
Площадь была объята огнем, черный дым клубился в воздухе и ел глаза, при вдохе немедленно заставив еще и закашляться. Кто-то кричал. То ли раздавал приказы, то ли звал еще кого-то. Судя по голосу, Рейнард. И кажется, короля. Значит, жив. Остатки скорпиона дымились на мостовой, превратившись в лужу расплавленного металла. От деревянных частей не осталось вообще ничего. Дракон лежал всего в нескольких ярдах от фонтана, схватившись зубами – и как не перекусил только? – за торчащий из крыла болт, и тянул его на себя. Совершенно не глядя по сторонам. Сейчас или никогда.
Гейл перемахнул через бортик, разбрызгивая капли воды, и бросился вперед, выхватывая фламберг из наспинных ножен. Дракон почувствовал, повернул квадратную голову, и меч вошел в ему в горло до самых кабаньих клыков, со скрежетом проломив чешую и выйдя с другой стороны. Чудовище булькнуло и на мгновение замерло. Желтые, как янтарь, глаза были так близко, что Гейл видел в них собственное отражение, мокрое, с распахнутыми, совершенно безумными глазами. От исходящего от дракона жара завивались, стремительно высыхая, волосы. Раскаленный воздух жег легкие.
Из раны медленно, сначала каплями, а потом струйками, потекла кровь, дракон шевельнулся, приоткрыл пасть, и по горлу пошла вибрация, передаваясь на вонзенный в него клинок. Королевский фламберг задрожал и, тренькнув, переломился у кабаньих клыков. Гейл выдохнул, внезапно поняв, что всё это время не дышал, отшатнулся, но вместо огня из драконьей пасти вырвался лишь клуб дыма, окутав короля. Тот закашлялся и попятился, практически ничего не видя, но не успел, напрочь позабыв, что у дракона в арсенале не только пламя. Чешуйчатый хвост хлестнул плетью и ударил его по плечу. В руке что-то хрустнуло, и Гейл отлетел в сторону, рухнув на мостовую и оставшись лежать без движения. Обломок фламберга выскользнул из рук и со звоном проскакал по камням, откатившись на пол-ярда. Дракон дернулся в последний раз и уронил квадратную голову на мостовую, заливая ее темной, багровой кровью, шипящей от соприкосновения с раскаленными жаром драконьего тела камнями.
- Гейл! – Рейнард выскочил из клубов дыма, слишком поздно увидев сумасшедшую лобовую атаку на дракона. – Гейл!
Дракон признаков жизни не подавал. Король тоже. Лежал на земле, бессильно уронив голову, насквозь мокрый и в копоти с головы до ног, волосы падали ему на лицо. Мертвый, показалось советнику в первое мгновение, но стоило перевернуть короля на спину, как он тут же застонал и схватился за левое плечо.
- Совсем с ума сошел?! – дал волю злости Рейнард, оттащив его в сторону от по-прежнему раскаленного дракона, нагревающего воздух до немыслимой температуры, и убедившись, что жизни короля ни что не угрожает. – Ты куда в лоб на дракона, а?! Да я тебя в Кэр-Паравэле запру на ближайшие лет десять! Под домашний арест посажу, и плевать мне на твою корону! – бушевал советник, чувствуя себя так, будто имел дело не с королем, а с нашкодившим мальчишкой. – Да я… Да ты.. Да я твоей матери всё расскажу! – прибег он к последнему аргументу, заранее предвкушая, какой скандал закатит сыну королева Аделаида, когда узнает, что он тут устроил. Других способов воздействия на Гейла в его возрасте уже не было. Не в угол же его ставить. А огорчать мать он не любил, ей и так по жизни нелегко пришлось.
И леди Лилейн об этом тоже рассказать стоит. Пусть оторвет ему голову. Весь в отца, безумец. Тот практически так же голову сложил. Потому что, в отличие от сына, не был так же дьявольски удачлив. Сколько бы Гейл не сомневался в реальности высших сил, они точно его хранили. Даже если и не Лев, так сама природа в принципе.
Гейла его пламенная речь совершенно не впечатлила. Кажется, он ее даже не услышал, глядя на Рейнарда совершенно дурными глазами.
- Ты видел? – спросил король с внезапно разобравшим его истерическим смехом. – Я дракона завалил.
И снова сполз в обморок, закатив синие глаза.
Рейнард не знал, смеяться ему или удавить этого авантюриста на месте.