Наталия Трауберг: «The Problem of Pain» советского самиздата

[Olwen]

C Наталией Трауберг беседовали Дональд Марсден и Лариса Жукова

Наталия Леонидовна, какие книги в Советском Союзе тайно вышли первыми?

Самиздат внезапно начался в самом конце 50-ых годов, еще до моего знакомства с отцом Александром Менем. Я переводила тогда только Честертона для религиозного самиздата, и мы сами его распространяли.

Англичане, наивные люди, написали статью в каком-то честертоновском журнале, будто этот писатель был настолько тайным в Советском Союзе, что люди получали его книги как «samysdat» (так и писали это слово с буквой «y») и, прочитав, сжигали. Ничего похожего. Не сжигали, а просто перепечатывали и передавали дальше.

С отцом Александром мы познакомились в 1965 году, если не в конце 64. Тогда я жила в Литве и прислала ему оттуда книжку «The Everlasting Man», и летом 65-го он ответил мне: «Это то, что нам нужно!» И этот самый «Man» распространялся очень много, его сразу стали перепечатывать большими для самиздата тиражами.

Отец Александр был рукоположен в 1960 году, именно тогда я впервые перевела четыре эссе Честертона. Это был не единственный религиозный самиздат, однако весь другой можно назвать несколько специальным. Самиздат состоял из настоящих книжек, не переводов, а просто книжек, которые невозможно было найти в Советском Союзе. Например, перепечатывали изданные заграницей статьи Федотова, Бердяева, Булгакова, Франка.

К концу 60-х годов работа по изданию книг была уже хорошо поставлена. Сейчас это уже не тайна, что была такая женщина Ася Дурова, служившая во Французском посольстве, которая связывалась со Струве и с другими людьми. Они присылали книги дипломатической почтой: письма шли в одну сторону, книжки – в другую, что-то туда, что-то сюда! И надо сказать, что со временем этот процесс стал достаточно активным, не просто где-то всплыла одна книжечка. А к 1968 году из него получился некий «промыслительный процесс возмещения веществ в природе». Именно в 1968 году, когда начисто накрылась хрущевская оттепель в Чехословакии, когда в России начался тяжелейший период без всяких разговоров об оттепели, как раз к этому времени самиздат разросся до огромных размеров, и ровно тогда, весной 69-го, Дурова начала челночные операции по пересылке и привозу книг. Планы намечались тогда огромные. Я помню, как мы сидели с отцом Александром и разрабатывали планы на будущее. Намечалось издание книг, которые мы не читали, но знали, что это что-то хорошее, библейское. В результате получилась большая программа по изданию книг, о которых кто-то что-то слышал, кто-то что-то знал, но мы все о них знали постольку поскольку!

Как началось Ваше знакомство с книгами Льюиса?

Внезапно в 72-ом году на праздник Троицы, еще не начав переводить Честертона, я получила посылку от отца Александра – книжку Льюиса «The Problem of Pain». Это была первая книжка Льюиса, которую я видела. Мой друг, служивший в библиотеке, замечательный англеист Н.С. Муравьев, уже знал Толкина, да и я слышала фамилию Льюиса в ряде знакомых Толкина. Но и про Толкина мы тогда как следует еще и не знали, например, что он верующий, хотя я к тому времени уже прочитала «Властелина колец». Очень мне понравилось. Тогда его еще можно было воспринять без искажений. Это сейчас это произведение сильно исказили. Недавно был большой круглый стол в РГГУ по проблеме Толкина, а заодно и Люиса.

Пришли толкинисты и нас чуть не поубивали. Как они кричали! Это была почти драка... Итак, отец Александр сказал, что Льюис – хороший апологет. Я взяла «The Problem...» и поехала к подруге, которая работала в музее в Мураново. По дороге начала читать, и до того мне понравилась эта книга, что я тут же приступила к переводу.Тогда же было немедленно решено перевозить по одной книге Льюиса в год по этим проложенным каналам. И в 72-ом я перевела «The Problem...» и назвала «Страдания», потому что слово problem по-английски очень простое, по-русски мы скажем «не ваше дело» или «это ваше дело», а у нас калькируют «это ваша проблема». Слово «problem» – ученое, в русском языке оно гораздо уже по значению, чем в английском, а «pain» в данном случае не боль, а страдание. Как бы то ни было, следующим я перевела «Miracles» и назвала «Чудо», а не чудеса. Чудеса – это такое восклицание: «О, чудеса!». Это почти междометие по-русски. И название книги получилось, соответственно, в единственном числе.

Ну а что же с «Хрониками Нарнии»?

К 79-му году было уже переведено пять сказок из семи, и я перевела из них четыре. Они немедленно выходили в мир, отец Александр сдавал их машинисткам, самиздат выпускал их со всякими огрехами, ошибками!

Слова не понимались, некоторые фразы приняли совершенно противоположный смысл. И, кроме того, часто пропускались целые отрывки текста, чтобы скорее напечатать.

Выбрасывалась часть разговоров, какие-то рассуждения. Например, оказалось, что в сказке «Конь и его мальчик» нет и трети книги.

Мы хотели, чтобы «Хроники» вышли в издательстве «Два слона». Но перед этим ко мне пришли из другого издательства и сказали: «Дайте нам сказки. Мы издадим их большим толстым томом, а «Слоны» неизвестно когда сделают». «Слоны» тогда только-только начинали издавать. И я ответила, что не могу дать им. Тогда они стали просить, чтобы я обманула «Слонов». Они хотели ограбить, утащить сказки, но я твердо сказала им, что так делать не буду. «Хорошо, – сказали они. – Мы сделаем так: мы – переводчики, а вы – главный редактор». Почему-то им казалось, что я на это соглашусь. Но это не поддается никакому человеческому разумению. Конечно, я отдала книги «Слонам»! Мы смотрели на произведения Льюиса как на корпус, который нужно издавать весь. Льюис – проповедник невероятной силы, а «Хроники» – очень хорошая проповедь. И Льюис словно открыл дверцу и вошел!

Как была издана первая детская книжка?

Была очень интересная история с одной детской книгой. Детские книги очень трудно к нам доходили. В 1972 году, мой друг, теперь священник в Бергамо, а тогда просто Владик Зелинский, работавший на кафедре философии, очень образованный человек, близкий к правозащитникам, обратившийся незадолго до этого случая, привел к нам домой своего специалиста по итальянской философии Юру Мальцева.

В отличие от Владика, который был женат, Юра был одиноким, застенчивым и ученым молодым человек, очень приятным, но его уволили, и ему просто негде было заработать. А поскольку я переводила романы с итальянского, а он был италист, то все уступила ему. Просто ходила и сдавала романы в издательство, и отдавала ему деньги. Он часто сидел у нас в гостях, как будто пригрелся у нас. Он не был никаким правозащитником, а уволили его за очаровательные письма. Он все время писал в КГБ: «Мне не нравится советский строй, я не хочу тут жить, больше всего мне нравится Италия. Я – италист, и разрешите мне жить в Италии». Его сажали в сумасшедший дом, признавали совершенно нормальным, каковым он и был, а потом снова сажали. Он посидит немножко, а потом выходит и ему нечего есть.

В 74-ом году, все еще не прекращая писать письма в КГБ, он пришел к нам и сказал: «Я здесь задыхаюсь, умираю, хочу в Италию и все». Моя дочь говорит:

– Юра, до Пасхи Вы уедете.

– Ну, знаешь... – ответил он. – Как это?

– Уедете и все.

– Чудес не бывает... – сказал тогда неверующий Юра.

– Что Вы! Только чудеса и бывают! – воскликнула четырнадцатилетняя девочка, все время получавшая какие-то чудеса от Бога.

Тогда он печально ответил:

– Если я уеду до Пасхи, то я узнаю, какая самая лучшая книжка про кошек, и тебе пришлю...

И действительно, он уехал. Он так надоел кгбешникам! Так он и застрял в Италии, преподает русскую литературу. Женился. Обратился. И действительно прислал «Томасину» Гэлико. Когда я вернулась с почты, взяла в руки книгу, села в кресло и, как Алиса в луже слез, рыдала, пока ее не прочла.

Это была первая самиздатовская книжка, которую я отдала отцу Александру, не считая Льюиса. Она была популярной. Потом я перевела «Дженни», потом «Ослиное чудо» и еще повесть. Что было еще детское, уже не припомню. Мои дети были уже большими, в возрасте, когда уже не читают детских книг и еще не читают снова.

Наверное, в то время произошло много случаев, которых по праву можно назвать чудесами?

В 79-ом году я начала переводить роман, который по-русски называется «Мерзейшая мощь». Роман мне очень понравился, страшный такой роман. Там ученый, институт NAIS. Роман большой, поэтому я переводила его медленно. И тут произошли очень смешные вещи...

Я переводила его в Литве. Дети, устав от брежневско-андроповской Москвы, от тяжелого духа 80-х годов, которые были самыми мерзкими за все время советской власти, попросились уехать в Литву. Это маленькая страна, где, по крайней мере, знаешь, кто твой сосед. Проживали мы какие-то мучительные годы перед переломом 85-го, находясь вроде бы как «на земле», в Вильнюсе. Мимо нашего дома шли танки, у меня жил тайный католический священник, монах, он служил мессу по ночам.

Днем он работал в милиции, и однажды оттуда принес несколько рулонов плотной бумаги, и моя дочь, и внуки, и невестка, печатали на этих рулонах, и первые экземпляры «Мерзейшей мощи» напечатаны на рулонах, их нужно было читать как древний папирус. И они до сих пор существуют в одном из музеев Германии.

А вокруг все происходило как в романе «Мерзейшая мощь»! Там происходит нагнетание зла невероятной силы, а в маленьком поместье Сент-Энн живут люди, которые молятся богу каких-то кошек, галок, медведь у них там живет. И они ничего не делают, а просто ждут. И тут начинаются чудеса...

Причем, в этом романе были изображены все советские руководители. Там был такой шамкающий гений, странный, директор института NAIS, похожий на Брежнева. Затем появился Андропов, страшный, как я ни знаю что, от одного его вида становилось жутко. А в романе, напротив, появился седой человек, железный, жесткий, с ослепительными зубами. А когда я закончила роман, в 83 году, появился Горбачев, а в романе появился либерал, который возглавил все, что осталось – университет NAIS. Он вылитый Горбачев: высокий, коренастый, как бы либерал. Так что этот роман разыгрывался как сказка. Хотя, на самом деле, не надо никаких сказок, они всегда менее реалистичны, чем жизнь.

Когда мы переехали обратно в Москву и жить стало немножко получше, то мы издали этот роман.

В то время за религиозный самиздат не сажали, собрались бы сажать – посадили бы. Но некоторые в то время все же были очень гонимы. А.М. Бычков из баптистов, например... Поток литературы был довольно большим, но сажать не считали нужным до поры до времени. По видимому, готовился удар к 86-му году, когда был нанесен очень серьезный удар по отцу Александру, но запоздалый. О нем была опубликована совершенно отвратительная, в суперсоветском стиле, статья в газете «Труд». Так всегда начинались гонения. Но в 1986 году у власти был Горбачев, а в 88-ом вышла религиозная статья, и разрешили свободу.

Но никаких гарантий, что не посадят за самиздат, не было. Я помню, когда был обыск у Андрея Бессмертного (это псевдоним его псевдодедушки, потому что у него был настоящий дедушка капиталист, а потом бабушка вышла замуж за коммуниста, у которого была фамилия Бессмертный), в доме боялись, что их примут за семью капиталистов. Сейчас он живет в Америке в Вашингтоне и называется то Демировым, то Бессмертным. При обыске уже было известно, что в доме ничего нет, и был уже февраль, 88-ой год. Но – никаких гарантий... Никто об этом не думал, мы просто не могли об этом думать. Все просто дальше трудились и трудились, боялись...

Понимают ли сейчас Льюиса?

Понимают ли Льюиса сейчас? Это больная тема... Я плачу и рыдаю, когда думаю о «Хрониках Нарнии». Однажды на одной из встреч я стала об этом говорить с большой грустью, но в аудитории все так воспротивились: «Да что Вы говорите, все так понимают!» Нет, нет, не готова была Россия принять «Хроники». Не понимают их, а ровно наоборот. Так и за то спасибо, что их просто не понимают...

Мы, издатели, стараемся, как можем, предисловие пишем: я писала, Кротов писал, Кураев, Аверинцев, но мало кто предисловие читает, уж не дети во всяком случае. Но что поделаешь... Вышел сеятель сеять, и надо рассчитывать, что очень много семян будет падать неизвестно зачем. Удивительно, что вообще как-то восприняли. Ведь сколько лет верующие родители боялись детям сказать о Боге! А ведь Россия – это не Германия, и Павлик Морозов – это исключительный случай, если он вообще был. Как правило, дети не доносили на своих родителей.

И такой случай, как у меня – бабушка воспитывала меня религиозной, не обращая ни на что внимания, – это редкость. Еще хуже восприняли Толкина – его вообще перевернули с точностью наоборот, а Льюиса просто не понимают. А ведь он такой очаровательный, там столько прелестных вещей: звери, дяди какие-то... Сказка добивается своей цели. Сейчас о Льюисе многое можно прочитать в интернете. Наверное, эти сайты Бог послал. Не очень важно, что думают о Льюисе взрослые. Для них есть другие апологеты. Речь идет о детях. Сказки пропадают – жалко. Наверное, дети сайт не читают. Для меня это очень грустная тема.

Вообще, за то, что за чтение Льюиса в России не сажают – за это нужно благодарить день и ночь.
Если один человек прочитает его и поймет, как надо, это уже прогресс.

Непонимание – это есть «The Problem of Pain» современности...

Источник: Центр Нарния
_________________
Будь сердцем своим похож на цветущую сливу под снегом.

[Cокол]

Olwen

Замечательный материал!
Читается на одном дыхании.
Огромное спасибо!
Н.Л. Трауберг умела интересно и глубоко рассказывать.


_________________
ДЕЛАЙ ЧТО ДОЛЖЕН И БУДЬ ЧТО БУДЕТ

"...благородная смерть - это сокровище, и каждый достаточно богат, чтобы купить его".
К.С. Льюис, "Последняя Битва".

[Cокол]

Olwen

При всей интересности того, что рассказала Н.Л. Труберг, - у меня, - с высоты более чем 30-летнего опыта чтения Хроник и общения с теми, кто их читал, - не создалось впечатления, что в нашей стране их, скажем так, не поняли. Эти сказки распостранялись (я говорю о том, что знаю точно, ибо моя мама была подпольным распостранителем, о чём я неоднократно постил) в среде интеллигенции, в первую очередь, - и не просто в среде интеллигенции, а среди людей, который считали своим духовным отцом Александра Меня - а таковых были многие тысячи, - поверьте, я знаю, о чём говорю. Да, собственно, Хроники в нашей стране как раз и появились потму, что о.Александр привёз их (в оригинале) из зарубежной поездки, а потом попросил перевести на русский язык и начать распостранять по людям.
Если Вам интересно, - почитайте статью моей мамы:
http://narnianews.ru/modules.php?name=Forums&file=viewtopic&t=373
Так что, изначально, Хроники упали на благодатную почву. Потом, да, когда они стали распостраняться подобно лавине, люди стали читать их самые разные.
Когда Н.Л. Трауберг нам говорит, что Хроники у нас не так восприняли, не поняли и т.д. - нужно понимать что говорит она это с высоты своей колокольни - ведь великая переводчица была не просто верующим человеком, она была редким знатоком Писания и трудов Святых Отцов, умела всё грамотно сопоставить и применить в жизни. Разумеется, обычные миряне отличались от неё в познаниях своих так же, как первоклассник отличается от академика Дмитрия Лихачёва, например. Тем не менее, большая часть советских читателей поняла, кто такой Аслан, - если не сразу, то позже, - но все, кто прочитал Хроники, вольно или невольно, начинали самостоятельно мыслить - я об этом тоже неоднократно постил. Конечно, простой советский гражданин, подобно Н.Л. Трауберг, не мог сходу найти все концы - она-то ведь сразу определила, от каких именно священных книг и каких именно разделов отталкивался Мастер, когда писал Хроники. Да и про самого Мастера Н.Л. Трауберг знала чрезвычайно много.
_________________
ДЕЛАЙ ЧТО ДОЛЖЕН И БУДЬ ЧТО БУДЕТ

"...благородная смерть - это сокровище, и каждый достаточно богат, чтобы купить его".
К.С. Льюис, "Последняя Битва".

[Olwen]

[Veela]

Olwen, интересная статья, многих подробностей я не знала, что-то для себя еще раз отметила.

[Cокол]

[Ivan]

Olwen , спасибо огромное за этот материал! Давно хотел прочесть о том, как Хроники появились у нас.
Представляю, какую реакцию они вызывали у тех, кто читал их в то время. Наверно, книги эти воспринимались, как прикосновение к Чуду, сказочному и в то же время реальному.
Думаю, и сама Наталия Леонидовна так относилась к ХН. Поэтому ей было больно видеть, что другие считают Хроники "еще одной сказкой", и ничем иным.
Но здесь, ситуация не так безнадежна. Очень многие видят смысл, скрытый в ХН.
А насчет ВК... вынужден согласиться, многие эту книгу не поняли. Или недопоняли. Может, поэтому и происходят идейные споры толкинистов и поклонников Льюиса. Хотя эти споры - попытка ломиться в открытую дверь. Мастер и Профессор были друзьями, что нам мешает?
_________________
За Нарнию! За Аслана!

[Cокол]